В начале 2025 года десятки студентов СПбГУ объединились, чтобы заявить о недовольстве новыми правилами в вузе. Учащиеся устроили акцию с повешенной богиней Минервой и расклеивали листовки на территории СПбГУ, требуя повысить стипендии и дать автономии студсоветам.
Вскоре силовики связали активность в вузе с «подпольем студентов-троцкистов» и левым движением «Рабочая власть», а 23-летнего магистранта-политолога Гарри Азаряна отправили в СИЗО по уголовному делу. Ему вменили статью о «призывах к терроризму» за то, что он якобы на одном из собраний движения «Рабочая власть» говорил про революцию и классовую ненависть.
«Бумага» получила письмо от Гарри Азаряна, где он рассказывает о том, что был одним из организаторов студенческого объединения. Читайте, почему он был недоволен политикой вуза и как проходят его будни в СИЗО.
Знал ли Азарян про объединение студентов «Управление по работе с администрацией» (УРА), которые организовали акцию с повешенной Минервой (после нее силовики и сообщили о «подполье студентов-троцкистов»)?
— Я знал это объединение и был одним из его организаторов (эта информация и так есть у органов). Мы устали терпеть издевательства администрации над наукой, студентами и преподавателями. Много раз уже студенты поднимались на борьбу: был независимый профсоюз, были протесты против выселений из общежитий платников, была знаменитая история с разгромом студсовета истфака.
Каждый раз, через какое-то время появлялась новая генерация недовольных, которая решалась поднять свой голос. И, уверен, УРА — не последние. Мы встретили активную поддержку студентов — быть может, она поможет и в моем деле. Главное, что я понял, — никакого «выжженного поля» в России нет. В стране и в городе есть множество людей, приветствующих борьбу за права студентов, рабочих и проявляющих солидарность. В том числе с политическими заключенными.
Пожалуй, администрация СПбГУ была настолько шокирована происходившими расклейками листовок и акцией [с повешенной Минервой], что решила обратиться к органам. Раньше силовики не привлекались к давлению на студентов, не считая студсовет Института истории, но и там «жести» меньше. У меня комендант общежития пытался выяснить имена нескольких студентов, которые подозревали в расклейке листовок, — не выдал. Возможно, так обо мне начали думать как о координаторе.
Справка: что такое объединение УРА
«Управление по работе с администрацией» (УРА) — это объединение студентов СПбГУ, которое появилось в марте 2025 года. Оно прославилось акцией «Наука мертва» с повешенной богиней Минервой на памятнике графу Уварову у здания 12 коллегий. Авторы перформанса заявили, что чаша их терпения переполнилась после решения администрации вуза убрать научные статьи из списка индивидуальных достижений, учитываемых при поступлении в магистратуру.
За организацию акции оштрафовали бывшего студента-политолога Артем Пронько и арестовали учащегося ЛЭТИ Степана Тимофеева. Оба говорили, что не имеют отношения к перформансу и УРА. В самом УРА рассказывали «Бумаге», что в середине весны 2025 года в объединении состояло несколько десятков студентов разных факультетов.
— Сейчас в СПбГУ вовсе нет такого студенческого объединения, которое смогло бы выступать против администрации вуза наравне с ней. Именно с целью сделать это возможным мы решили провести акцию и запустить кампанию. Мы вовсе не собираемся объединить всё студенчество вокруг себя, нет. Наша цель — развитие гражданского общества в университете, — заявляли в УРА.
В программные требования УРА входило семь пунктов:
- Вернуть правила приема в магистратуру 2024 года;
- Не лишать студентов пособий в случае привлечения к дисциплинарной ответственности;
- Не выселять студентов-платников из общежитий в августе;
- Понизить стоимость проживания в общежитиях;
- Повысить минимальный размер стипендий до величины прожиточного минимума в Петербурге — 19 329 рублей;
- Полная автономия студсоветов;
- Вернуть на место «Крылатого Гения» (вместо него установили памятник графу Уварову, идеологу режима Николая Первого и автору триады «Православие. Самодержавие. Народность»).
Как Гарри заинтересовался левыми идеологами? И почему переехал в Петербург?
— «Красным» я был с детства. Помогли и советские книги, и бабушка — советский учитель (благо, она жива и здорова). Мой родной город — Караганда — можно считать островком интернационализма. В школе учились вместе казахи, русские, украинцы, грузины, азербайджанцы, корейцы, поляки. И это — только в одном классе. К 2018 году я был убежденным коммунистом: прошел путь от наивного сталинизма к очень критическому отношению даже к Ленину — потому что советская власть очень быстро обернулась однопартийной диктатурой. Сейчас я могу назвать себя коммунистом-республиканцем: построение нового общества должно быть общим делом, никакая партия или группа не имеет права монополизировать власть. Свобода — это всегда свобода для инакомыслящих, как говорила Роза Люксембург.
Но я не политик. Я мечтал — и продолжаю мечтать — о судьбе ученого и преподавателя. Однако состояние науки в наше время оставляет желать лучшего: если бакалавриат, несмотря на мрачные 2023, 2022, да и 2021 годы, оставался островом свободы мнений, то в 2024-м за наш факультет принялись: изъяли из программы гендерную политику, выдавили нескольких прекрасных преподавателей, по-тихому отчислили студентов-активистов. Если в 2021–2022 годах на факультете кипела жизнь, то сейчас он как будто стерилизуется от академического задора, полного новых знаний. Не то чтобы это удивительно. Скорее удивляет то, что мы так долго держались. Но веру в политическую науку я не оставляю, и после освобождения (раннего или позднего) хочу заняться политической теорией, социологией и антропологией.
Главным моим увлечением и страстью был и остается фолк: музыка, танцы, одежда, легенды, сказки. Фолк в первую очередь кельтский, ирландский, шотландский. Я преподавал танцы в ДК «Шайба» [на территории студгородка СПбГУ] в клубе Éechie Óchie («Ни там, ни тут») — название связано с тем, что первое время мы собирались на парапетах общежитий. Ученики планируют продолжать занятия — и это меня очень радует. Но танцев [в заключении] мне будет не хватать. Одна из моих любимых ирландских песен — The Men Behind the Wire («Человек за колючей проволокой»), подходит к нашим временам.
Когда Гарри стал посещать собрания «Рабочей власти»? И чем он занимался в движении?
— С момента основания — наша организация очень молода. Но в различных организациях я с 2020 года: «Союз марксистов», «Новые красные», ОКИ и, наконец, «Рабочая власть». Название последней отсылает к итальянской Potere Operaio, но мы придерживаемся разных взглядов внутри коммунистического спектра. В самой организации я писал статьи и делал теоретические доклады.
Товарищи меня очень поддерживают, после обыска нашли мне адвоката.
Как проходят будни Азаряна в СИЗО?
— В ожидании. Мы ждем писем (приходят), передачек (не приходят), товаров из магазина при СИЗО, книг и новостей. Пишу «мы», потому что нас двое — сосед у меня доброжелательный, открытый, интересующийся. Общий язык нашли легко. Дела и опыт у нас разные, но в СИЗО многие (не все) относятся если не с интересом, то с уважением. В наше время разгула ксенофобии и шовинизма такое по-человечески — а во многом и политически — приятно. Потихоньку обживаемся. Накупили в магазине печенья, джемов, даже тортов (у моего соседа скоро день рождения) — будем этими запасами скрашивать ожидание.
В тюрьме люди стараются не просто не унывать, а выражать себя, создавать уют. Ведь, так или иначе, жизнь продолжается, и, хотя в моменте каждого накрывают мысли о воле, переживания о суде и сам факт заключения не веселит, всюду люди стараются радоваться малому. Принесут письмо — хорошо, банный день — замечательно, под горячей струей постоишь. Мой студенческо-общажный быт был скромный, что помогает здесь. Душ так и вообще почти как в общаге!
Вальтер Беньямин писал об «оскудении опыта», всё более поверхностном проживании событий, истончении накопленного опыта поколений. С ускорением информационных потоков это еще сильнее, чем в во второй четверти XX века. Но здесь, без телефонов, интернета, в мире газет (которые еще надо отдельно выписывать), радио и иногда телевизора любой опыт снова приобретает ценность, а воспоминания остаются надолго. Тюрьма — это отдельный мир, более архаичный как в хорошем, так и в плохом смысле. Конечно, никому не пожелаешь тут оказаться — особенно тем, кто содержит семью. Однако, как немного социолог, я думаю, что это интересный опыт.
В свободное время здесь я пишу стихи разной степени наивности. На карантине читал случайно раздаваемые книги: рассказы и повести Веры Морозовой о русских революционерках. Половина содержания там — описания тюрем, судов, каторги и ссылки, после которых понимаешь, что твоя ситуация совсем не уникальна, исторически и вовсе нормальна. Думаю о товарищах, о неизбежности перемен, о том, сколько людей упекли по моей статье и каким безумием будет держать их годами в тюрьмах (по данным «ОВД-Инфо», с 2024 года большинство политических дел завели по статье об оправдании терроризма — прим. «Бумаги»). Воспринимаю ситуацию как проверку на выносливость и серьезность взглядов.
Из интересных наблюдений: СИЗО напрочь лишено болезней современного капитализма — товарного фетишизма, потребительства, тревоги по поводу своей состоятельности, выгорания, brainrot. Тебя вырывают из среды большого города и помещают в отдельное, камерное (ха-ха!) пространство. Кажется, Марк Фишер писал, что по-настоящему вдумчиво читать сейчас можно только в тюрьме. Не уверен насчет «только», но, если бы я имел здесь с собой свою библиотеку, то избавился бы от давящего вопроса: «А когда я всё это прочитаю?»
Что еще почитать:
- Дело «студентов-троцкистов» разворачивают в Петербурге. Откуда оно появилось? И существует ли на самом деле «молодежное террористическое подполье»?
- С детства увлекался коммунизмом и хотел его изучать. Рассказ мамы студента СПбГУ Гарри Азаряна, арестованного по делу «троцкистов»
